Бутаков Алексей Иванович

(1816-1869)

А. И. Бутаков – контр-адмирал, исследователь Аральского моря и составитель его первой морской карты.

Бутаков родился 7 февраля 1816 г. в Кронштадте, в морской семье. По окончании в 1832 г. Морского кадетского корпуса плавал по Балтийскому морю как в наших, так и в иностранных водах.

В 1840-1842 гг. Бутаков совершил кругосветное плавание на транспорте «Або» по маршруту Кронштадт – мыс Доброй Надежды – Камчатка, а оттуда кругом мыса Горн обратно в Кронштадт. Свое плавание Бутаков описал в «Отечественных записках» за 1843 и 1844 гг. Статьи эти изложены прекрасным литературным языком и читаются с большим интересом. Вообще А. И. Бутаков был широко образованным моряком. Он внимательно следил за литературой, свободно говорил и писал по-французски и по-английски, знал немецкий, выучился португальскому, итальянскому и казахскому языкам. Плавание «Або» было очень тяжелым: в океане испытали ужасные штормы, из 82 человек экипажа вернулись домой только 59; команда страдала от цинги, недостатка пищи и воды. Когда на обратном пути транспорт «Або» пришел в Рио-де-Жанейро, на нем было всего пять человек здоровых, и на работу выходило еще десятеро едва живых.

Бутаков вернулся из этого плавания опытным моряком. В начале 1848 г. он по рекомендации знаменитого мореплавателя Ф. Ф. Беллинсгаузена  был назначен для съемки и описи Аральского моря. Напомним вкратце историю картографии этого водоема. В 1730 г. хан казахов, кочевавших от реки Урала (Яика) до Сырдарьи, просил о принятии его в русское подданство. В связи с этим в 1731 г. были произведены первые съемки северных берегов Аральского моря. В 1740-1741 гг. геодезист (топограф) Иван Муравин прошел по маршруту Орск – низовья Сырдарьи – Хива и положил на карту часть Аральского моря. В 1825 г. полковник Ф. Ф. Берг (впоследствии один из основателей Географического общества) произвел съемку западного берега Аральского моря, причем сделал здесь ряд астрономических определений. В течение 1840-1847 гг. производились съемки и астрономические определения на северных и северо-восточных берегах моря. В 1847 и 1848 гг. шхуной «Николай» были произведены первые морские съемки северных и частью восточных (на 75 км к югу от Сырдарьи) берегов моря.

В июле 1847 г. начальником Оренбургского края генералом В. А. Обручевым было основано в низовьях Сырдарьи укрепление Раим, которое положило начало распространению влияния России на бассейн Сырдарьи. Весной 1848 г. в Оренбурге под наблюдением лейтенанта А. И. Бутакова была построена двухпушечная шхуна «Константин» длиною 16 м. 20 июля она была доставлена на Сырдарью, в укрепление Раим, в 64 км от устья, и здесь спущена на поду. 30 июля шхуна вышла в море для описи; на ней находились начальник экспедиции А. И. Бутаков, А. И. Макшеев – впоследствии известный исследователь Средней Азии, прапорщик К. Е. Поспелов и др. Экипаж судна состоял из 27 человек. Среди них находился бывший в ссылке поэт – рядовой Т. Г. Шевченко, рисовавший виды Аральского моря. Кампания 1848 г. продолжалась почти два месяца. Результатом ее была общая рекогносцировка всего моря, промер глубин, определение широт, открытие группы островов Николая [Возрождения]. Самый большой из них, остров Возрождения, был открыт Бутаковым 8 сентября 1848 г. До этого сюда не ступала нога человека, и вообще об острове ничего не было известно, так как с берегов моря он не виден. На этом острове раньше было множество сайгаков. Когда Бутаков впервые высадился на остров Возрождения, сайгаки с удивлением смотрели на людей, подпускали к себе очень близко и не разбегались даже после выстрела. В начале 20 века сайгаки здесь были окончательно выбиты. Когда-то остров Возрождения был сплошь покрыт зарослями саксаула, дающего прекрасное топливо. К началу настоящего века саксаул был совершенно вырублен.

20 ноября 1848 г. Бутаков убил в устьях Сырдарьи тигра.

К середине XIX века тигр в низовьях Сырдарьи был истреблен.

В 1849 г. работы на Аральском море продолжались в течение пяти с половиной месяцев.

На основании съемок Бутакова и Поспелова 1848-1849 гг. Гидрографическим департаментом морского министерства в 1850 г. была напечатана морская карта Аральского моря. Таково важнейшее дело Бутакова, доставившее ему заслуженную славу и широкую известность

В 1850 г. Бутаков вернулся с Аральского моря в Петербург и был командирован в Швецию для заказа двух железных судов для Аральской флотилии; в 1852 г. эти пароходы – «Перовский» и «Обручев» – были Бутаковым доставлены в разобранном виде в Раим и в следующем году спущены на воду. Летом 1853 г., находясь на пароходе «Перовский», Бутаков отличился при взятии кокандской крепости Ак-мечеть. Осенью 1854 г. он перенес Аральскую верфь в форт № 1 (Казалинск). В 1855 г. сделал опись Сырдарьи от Кумсуата на 85 км выше Перовска [Кзыл-Орда]. В этом же году Бутаков был произведен в капитаны 2-го ранга, а в следующем – в капитаны 1-го ранга. Летом 1858 г. он плавал с судами Аральской флотилии по Амударье до Кунграда для содействия посольству в Хиву. В 1859 г. с десантом в 140 человек производил военные действия у Кунграда; затем, доставив десант обратно в Казалинск, снова на пароходе «Обручев» вернулся в дельту Аму и произвел ее опись вплоть до Нукуса. 1 января 1860 г. Бутаков был вызван в Петербург и командирован в Англию и Соединенные Штаты для заказа двух металлических пароходов; в 1861 г. пароходы «Арал» и «Сыр-Дарья» были доставлены Бутаковым в Казалинск и в 1862 г. спущены на воду. Летом 1863 г. Бутаков производил опись реки Сырдарьи от Перовска до урочища Баилдыр-тугай, на протяжении 807 верст.

В августе 1863 г. Бутаков был переведен в балтийский флот и 25 февраля 1864 г. переехал в Петербург после 15-летней службы в Приаральском крае. За свою службу он был 19 апреля того же года произведен в контр-адмиралы. Дальнейшая деятельность Бутакова протекала в плаваниях по Балтийскому морю.

Заболев осенью 1868 г. болезнью печени, Бутаков отправился в Германию для лечения и 28 июня 1869 г. скончался в Швальбахе (Нассау, к югу от Вецлара) на 54-м году жизни.

Научные заслуги Бутакова были признаны всем миром. Еще в январе 1848 г. он был избран членом Русского Географического общества. В 1853 г. Берлинское географическое общество, по предложению А. Гумбольдта, избрало Бутакова за исследование Аральского моря почетным членом.

В свое время сочинения А. Гумбольдта явились одним из источников интереса Бутакова к изучению Аральского моря. Завершив свои исследования, Бутаков почел за честь подарить А. Гумбольдту два экземпляра своей карты Арала. В ответном письме А. Гумбольдт написал Бутакову: «...Я не могу... не гордиться тою доверенностью, которою меня удостаивает мореходец, с отважностью и с благоразумною энергиею преодолевший бесчисленные препятствия, почти сам строивший суда, на которых должен был совершать свое плавание, и сам собою прибавивший к истории географических открытий такую широкую и прекрасную страницу. Вы истинно счастливы тем, что не имели здесь предшественников, что сами связали свое имя с исследованием моря, вызывающего воспоминания о когда-то существовавшей торговле на Оксусе (Амударье. – Ред.), и что сами, при пособии точных средств, предлагаемых новейшею наукою, и усовершенствованных инструментов, окончили измерение берегов по всему пространству этого моря. Это истинные открытия и географии («Морской сборник», 1854, № 7, стр. 315–316). – Ред.

В 1867 г. Лондонское географическое общество присудило ему золотую медаль.

А. И. Бутаков был не только широко образованным путешественником, но и гуманным человеком, с сочувствием относившимся к подчиненным матросам и к окружающему населению. За теплое отношение к ссыльному поэту Т. Г. Шевченко он имел большие неприятности по службе. [Сам Т. Г. Шевченко писал о Бутакове: «Он был мне друг, товарищ и командир». Гнев Николая I за то, что Бутаков благоволил к Шевченко, позволил ему писать, жить в  одной каюте с офицерами и разрешал ему рисовать, был так велик, что и декабре 1850 г. исследователю был объявлен строжайший выговор, и в Петербурге Бутаков оказался в эти годы на положении опального, под негласным надзором полиции. Царская немилость отразилась и на судьбе научного отчета Бутакова об обоих его плаваниях. Еще в 1949 г. JI. С. Берг высказывал удивление, почему обстоятельный отчет об экспедиции, которой руководил Бутаков, был написан не начальником ее, а другим лицом, т. е. его сотрудником А. И. Макшеевым. В недавно опубликованной статье Е. К. Бетгер «Дневники А. И. Бутакова и их судьба» пролит свет на этот вопрос, причем авторство Макшеева поставлено в прямую связь с опалой Бутакова. В редакционном примечании к статье Макшеева («Зап. РГО», Спб., 1851, кн. 5, стр. 30-61) прямо сказано, что она «препровождена в Географическое общество из военного министерства по высочайшему повелению для напечатания в «Зап. Общества». Заслуживает особого упоминания то, что в «Описании Аральского моря» Макшеевым даже не упомянуто имя А. И. Бутакова, – Ред.]

---

 

В 1948 г. исполнилось сто лет со времени начала описи Аральского моря, произведенной лейтенантом (впоследствии контр-адмиралом) Алексеем Ивановичем Бутаковым. Поэтому следует напомнить о жизни и деятельности этого замечательного моряка и выдающегося географа.

Алексей Иванович Бутаков родился 7 (19) февраля 1816 г. в Кронштадте. Он происходил из морской семьи. Его отец, флота капитан Иван Николаевич Бутаков, с детства приучал своего старшего сына к морской стихии. Брат Алексея Ивановича, адмирал Григорий Иванович (1820–1882), был активным участником обороны Севастополя и много писал по военным вопросам. Бутаковы были родом из Костромской губернии.

В 1832 г. Алексей Иванович окончил морской кадетский корпус, откуда выпущен мичманом. Ежегодно плавал по Балтийскому морю в наших, а также в иностранных водах. В Центральном Государственном архиве военно-морского флота в Ленинграде хранится много писем А. И. Бутакова к родителям и к брату, в которых можно найти немало интересных сведений об авторе и о тогдашней жизни.

В письме к родителям от 13 (25) февраля 1838 г. из Кронштадта Бутаков сообщает: «Я был во второй день Рождества на бале у Фад. Фад. Беллингсгаузена, не знаю по какому щастливому случаю». В письме от 28 сентября 1838 г., оттуда же к родителям А. И. описывает свою поездку из Петербурга в Павловск по железной дороге. Как моряк он выражает скорость поезда в морских милях: «23 1/2 узла», т. е. 43 километра в час. В этом же письме сообщается, что А. И. перевел; для «Сына отечества» несколько статей с английского: об испанском театре, о путешествии по Нигеру, об открытии Америки норманами до Колумба.

 

Кругосветное плавание

В письме к матери от 21 января 1840 г. Бутаков пишет, что он собирается в кругосветный вояж, ждет назначения в старшие лейтенанты. «Будем производить наблюдения над магнитной стрелкой и над всеми ее капризами во всех частях земного шара. Будут делаться барометрические наблюдения и, вероятно, опись какой-нибудь группы островов Тихого океана… Я теперь изучаю теорию магнетизма, а также теорию барометрических наблюдений, знакомлюсь со всеми академиками – Купфером, Ленцом и прочими и скоро буду ходить на обсерваторию Академии Наук учиться у Купфера делать наблюдения над магнитной стрелкой».

Как видим, Бутаков деятельно готовился к кругосветному плаванию, которое он совершил на транспорте «Або» в 1840–1842 гг. по маршруту Кронштадт–мыс Доброй Надежды–Камчатка, а оттуда кругом мыса Горн обратно в Кронштадт.

Свое плавание Бутаков подробно описал в «Отечественных записках» за 1844 год и кратко в «Записках Гидрографического департамента» (II, 1844). Работы эти изложены прекрасным литературным языком и читаются с большим интересом. Вообще А. И. Бутаков был хорошо образованным моряком. Он внимательно следил за литературой и прекрасно знал языки: свободно говорил и писал по-французски и по-английски, знал немецкий, выучился португальскому и казахскому.

Расскажем вкратце про кругосветное плавание Бутакова.

Транспорт «Або», построенный на верфи Або из сосны в начале 1840 г., имел водоизмещение 800 т, длину 39 м. Командовал им капитан-лейтенант К. Л. Юнкер. В своих письмах Алексей Иванович дает о Юнкере самые отрицательные отзывы как со стороны знания им морского дела, так и в моральном отношении. По этим причинам плавание «Або» было одним из самых несчастливых в истории русских кругосветных путешествий. И если по возвращении на родину Юнкер не был отдан под суд, то потому лишь, что он имел покровителей из сфер, стоявших близко ко двору.

Военный транспорт «Або» назначен был для отвоза разных материалов в Петропавловск на Камчатке. При отплытии из Кронштадта 5 (17) сентября 1840 г. экипаж корабля состоял из 82 человек.

Первую после Плимута остановку «Або» имел в Столовой губе у мыса Доброй Надежды, куда прибыл в начале февраля (н. ст.) 1841 г. Близ мыса Доброй Надежды в те времена находилась стоянка крейсеров, наблюдавших за недопущением торговли неграми, вывозимыми с Мозамбикского берега, преимущественно в Бразилию. Бутаков с негодованием описывает те неслыханные жестокости, которые совершали капитаны судов, перевозивших негров: убегая от погони, они выбрасывали за борт негров по одному, дабы задержать преследующий крейсер, который из человеколюбия станет спасать негров, если их между тем не съедят акулы. Если работорговец, тем не менее, попадался, то капитана и его ближайших помощников за такие вещи без околичностей вешали на ноки (оконечности реев). Иногда же работорговцы укладывали несчастных негров в бочки и вместо с балластом отправляли на дно моря, чтобы не иметь против себя улик. «Во время нашей стоянки и Капе, – говорит Бутаков, – пришел английский бриг, захвативший в Мозамбикском канале большое португальское судно «Скорпион» со 130 неграми. Надобно заметить, что «негрер» (судно, торгующее неграми) для задержания погони беспрестанно выбрасывал негров, из которых крейсеру удалось спасти около 50 человек; без сомнения, много несчастных еще утонуло или было съедено акулами. По показанию негров, около 170 было выброшено за борт».

В середине апреля 1841 г. (н. ст.) в Индийском океане, в районе островов св. Павла и Новый Амстердам, «Або» выдержал ужаснейший шторм. Паруса были изорваны. «Десятивесельный катер, висевший на левых боканцах, приподняло ветром, когда судно накренило на правую сторону, и ударило о шлюпбалки с такою силою, что они как ножи врезались в борт шлюпки, и одна из них переломилась... Горизонта не было. Кругом судна видна была только белая масса пены, срываемой с верхушек валов. Черные, самые зловещие тучи беспрестанно озарялись молниями, до того ослепительными, что несколько минут после них нельзя было ничего видеть. Грома не было слышно – его заглушал рев урагана. Гроза сопровождалась дождем, которого крупные капли неслись горизонтально и смешивались с солеными брызгами моря... По нокам фока-рея перебегали голубовато-белые фосфорические огоньки. Обломки рангоута, перепутанные снастями, било о борт. Вал за валом вкатывался на палубу через гакаборт. Это продолжалось до пятого часа утра. Тогда ветер начал стихать, и рассвет показал вполне бедственное состояние транспорта. Хаос и путаница были невероятны. Лохмотья парусов печально развевались в воздухе».

Однако через пять суток усиленных трудов наши героические моряки собственными силами вооружились снова.

В начале мая прибыли к Никобарским островам (к западу от Малакки), которые в то время датчане считали своей территорией. Вступили в мирные сношения с туземцами. На одном из островов, под 8° с. ш., рубили лес для починки рангоута. «В лесу воздух сырой и душный, напитанный гнилыми испарениями, и местами чаща была так густа, что с трудом можно было через нее пробраться. Срубив деревья в разных местах острова, надобно было делать просеки, чтобы протащить их к берегу. Тут встречалось новое затруднение: стелющиеся [вьющиеся, т. е. лианы] растения до того переплетали между собой вершины дерев, что часто, дабы свалить одно дерево, приходилось срубать 2, 3 и даже 5. . .

«Жители Никобарских островов были в обращении с нами сначала весьма робки, но хорошее обхождение преодолело их недоверчивость, и скоро у нас не было отбоя от посетителей. Они привозили с собою свиней, кур, ананасы, бананы, кокосовые орехи, раковины, кораллы, рыбу и т. п., а в обмен получали ножи, рубашки, ситцевые платки, куски коленкора и проч... Хижины дикарей конусообразны, выстроены на легких сваях на взморье... Одежды они не употребляют».

На всем архипелаге было около 4500 жителей.

Как поступали европейцы с туземцами Полинезии, мы знаем из переписки и дневников Миклухо-Маклая, путешествовавшего лет через 30–40 после Бутакова. Но вот, что рассказывает Бутаков о жителях Никобарских островов.

Месяца за два до прихода «Або» было здесь английское китобойное судно. Команда съехала на берег и, настреляв в нескольких деревнях кур и свиней, напала с оружием в руках на жен и дочерей островитян. Чтобы отомстить за обиду, никобарцы на следующий день бросились врасплох на судно, перерезали более половины команды и разграбили судно. Часть команды спаслась на шлюпке и прибыла на Малакку. Отсюда был послан бриг, который, придя на Никобарские острова, открыл огонь по прибрежным деревням, выжег и разрушил их, а потом ушел. По словам датчанина, рассказывавшего об этом ужасном происшествии Бутакову, никобарцы народ кроткий, простодушный и миролюбивый, и только крайние обиды могли побудить их к убийству.

Климат Никобарских островов, по определению Бутакова, вредный. При северо-восточном муссоне здесь беспрестанные жары, а при юго-западном, с апреля до октября, беспрестанные дожди. Свирепствуют лихорадки и кровавые поносы.

22 мая 1841 г., после двухнедельного пребывания, покинули Никобарские острова и направились на восток. На островах много наших матросов заболело тропической лихорадкой, которая для пятерых окончилась смертью во время перехода Малаккским проливом до Сингапура. Больных было более двадцати.

«Если в аду, – говорит Бутаков, – есть наказание особенного рода для осужденных на вечную муку моряков, то вряд ли найдется что-нибудь тягостнее скуки и утомления, от которых мы страдали во время плавания в Малаккском проливе и в Тихом океане, от Манилы до 25° с. ш. Паруса хлопали о рангоут и рвались; снасти перетирались и лопались; огромная зыбь не дозволяла судну слушать руля, так что невозможно было править ни на том, ни на другом галсе, а беспрестанный однообразный скрип блоков, рангоута и переборок наводил тоску неописанную».

Во времена Бутакова в Сингапуре было около 40 тысяч жителей – китайцев, малайцев, индусов и других. За время стоянки здесь некоторые из больных поправились.

20 сентября (ст. ст.) 1841 г. стали на якорь в Петропавловске на Камчатке, через год после отплытия из Кронштадта. Бутаков дает живое описание природы Камчатки и быта ее населения. Вот как он изображает Петропавловск в свое посещение 1841 г. «Население Петропавловского порта, полагаемое до 500 человек обоего пола, состоит почти исключительно из служащих». Они живут в небольших деревянных домиках из тополевого или березового леса, не обшитых тесом и крытых, по большей части, шеламайником [это камчатская таволга, высокая трава, вырастающая за один месяц до 2 метров, очень характерная для Камчатки]. Каменных строений здесь нет, во-первых, из-за недостатка в кирпиче, а во-вторых – из-за землетрясений.

«6 (18) мая 1841 года землетрясение было здесь так сильно, что самые древние старожилы не запомнят на своем веку подобного. Колокола собора звонили сами собою; трубы и печи в большей части домов развалились; вода несколько раз быстро уходила из Малой губы и потом вторгалась туда снова с такой силою, что угрожала затопить порт; со стороны устья реки Калахтырки прилив возвысился футов на 50, причем утонула одна женщина и множество собак, бывших там на привязи. Наконец недалеко от Орловки земля дала трещину, из которой била ключом горячая вода. Все жители Петропавловска в неописанном ужасе ждали своего последнего часа. Странно, что в Камчатке жители не выходят из своих домов во время «трясения», полагая, что опасность вне их больше».

Бутаков приводит цены на товары, привозимые из Охотска в Петропавловск: фунт сахара 4 руб. ассигнациями, фунт чая, которому в Петербурге цена 8 руб., 17 руб., пуд ячневой крупы 12 руб., ведро «пенника» (водки) 56 руб., аршин простого рубашечного холста 1 руб.

«Живность является здесь в большом количестве против прежнего с тех пор, как нынешний начальник Камчатки принял строгие меры, чтоб собаки жителей были на привязи круглый год. Прежде они гуляли на свободе и питались, как могли, выбрасываемою на берег рыбою; тогда нельзя было оставлять без самого бдительного надзора кур, свиней и даже коров; собаки бросались на них и загрызали их. Страннее всего, что собаки не съедают своих жертв, а преспокойно оставляют их на земле».

О здешних собаках Бутаков сообщает и другие любопытные сведения:

«Камчатские собаки похожи видом на волков и не имеют многих врожденных собакам качеств, между прочим – главного, бдительности: дюжина собак, лежащих перед домом на привязи, вовсе не сторожит его, и ни одна не тронется при виде чужого человека. К счастию, воровство здесь неизвестно, а потому всякий хозяин дома смело может быть уверен, что у него никогда ничего не украдут. Камчатские собаки не лают, а воют, что с непривычки производит самое неприятное впечатление...»

«Рыбы здесь несметное множество. Кроме больших рыб, сюда приходят летом в огромном количестве сельди и вахня, или навага. Вахня чрезвычайно нежная и вкусная рыба. Чтобы составить себе понятие о количествах, в которых она ходит, скажу только, что, закинув судовой невод, мы однажды вытащили зараз столько вахни, что она не уместилась в двух шлюпках, из которых одна была десятивесельный катер».

Из Петропавловска Алексей Иванович 20 октября 1841 г. отправил брату Григорию любопытное письмо, в котором мы читаем: «Ты пишешь стихи – брось этот вздор... Есть ли ты поэт в душе, то найдешь в тысячу раз более поэзии, изучая природу, нежели человека... Каждому из нас без того известно, что за жалкое создание человек. Но изучать природу, открывать новые великие истины, для этого надобно больше ума, труда и воображения, нежели для самой великой поэмы. Да и какое литературное произведение сравнится с постижением закона тяготения природы, солнечной системы или с извлечением электричества из туч? Какой Шиллер, Байрон, Державин, Тасс и прочие может встать рядом с Коперником, Ньютоном, Франклином, Архимедом? Конечно, никто!».

К этому следует прибавить, что сам Алексей Иванович был недурно знаком с художественной литературой – отечественной и иностранной. В его печатных произведениях, а также в письмах мы нередко находим ссылки на Шекспира, Байрона, Пушкина.

Продолжаем выписку из того же письма к брату. «Если бы я имел независимый кусок хлеба, я занялся бы только естественными науками... Для меня наука никогда не будет дойною коровой, я ценю ее слишком высоко. Если бы мне пришлось идти вокруг света еще раз, я пошел бы не таким олухом». Что касается научных наблюдений, которые Бутаков собирался производить в море, то они, пишет Алексей Иванович, не удались из-за «обязанностей службы и личности командира».

Выгрузив материалы, 6 ноября 1841 г. вышли в море, в обратный путь, направив курс к мысу Горн. Свыше 20 дней испытывали жестокие штормы. 23 декабря вкатился с кормы огромный вал, наделавший много разрушений; разломало два 10-весельных катера, залило жилую палубу и каюты. Под 35° ю. ш. у некоторых из матросов обнаружилась цынга, от которой потеряли пять человек; число больных доходило до 30 человек. 27 марта 1842 г. были на траверсе мыса Горн. 22 апреля стали на якоре на рейде Рио-де-Жанейро. Вскоре после прихода «Або» в Бразилию здесь начались внутренние «беспокойства», как выражается Бутаков. 5 мая должно было произойти открытие палаты депутатов, но император распустил палату. Этот акт вызвал волнения, которые, однако, были подавлены.

На рейде в Рио-де-Жанейро стояли английские крейсеры, обязанностью которых было захватывать суда, ведущие торговлю неграми. Но, несмотря на это, бесчеловечный торг невольниками, – говорит Бутаков, – продолжается. «Негров ввозят отчасти при содействии правительства, которое, не взирая на трактаты, смотрит на это сквозь пальцы».

25 октября 1842 г. стали на якорь в Кронштадте. Из экипажа в 82 человека вернулись домой только 59. Ни одно из русских кругосветных плаваний, – говорит Ивашинцов, – не сопровождалось столькими бедствиями. Во время плавания Индийским и Тихим океанами перенесли много сильных штормов. Команда сильно страдала от цинги. Для команды не хватало воды и пищи, и офицеры передавали свои продукты больным. Когда пришли в Рио-де-Жанейро, было всего пять человек здоровых, и на работу выходило еще десятеро, едва живых.

Алексей Иванович вернулся из этого плавания опытным моряком. Бутаков своими способностями и благородным характером еще до кругосветного плавания обратил на себя внимание. Знаменитый моряк адмирал Ф. П. Литке писал относительно Алексея Ивановича русскому послу Ломоносову в Рио-де-Жанейро следующее (текст на французском языке): «Лейтенант Бутаков – интеллигентный и образованный молодой человек. Я прошу вас оказать ему содействие и доставить возможность провести свое время с пользою. Я не знаю Бутакова лично, но мне о нем говорили много хорошего».

В письме к брату из Кронштадта от 12 декабря 1842 г. Алексей Иванович обвиняет командира «Або» Юнкера в аморальных поступках и хищениях. Напротив, об офицерах Бутаков отзывается очень сочувственно. В Петербурге офицеры «Або» были «обвинены в заговоре против капитана, только потому, что Константину неудобно признаться в неудачности своего выбора».

По словам Бутакова, в этом деле и он «очернен». «Есть ли я пойду когда-нибудь в другой раз вокруг света, то следующий вояж будет благополучнее первого, потому что несчастнее его трудно бы было плавать, и большая часть наших бедствий произошла от командира».

Из следующего письма к брату мы узнаем, что дело с хищениями командира было замято. Вместе с тем отпали и обвинения офицеров в «заговоре» против Юнкера.

Весьма интересно письмо Алексея Ивановича к брату Григорию из Кронштадта от 22 октября 1845 г. Упомянув о том, что Литке организовал Статистическое географическое общество под руководством Константина [Николаевича], в числе членов которого находятся Чихачевы, Рикорд, Врангель, Бутаков передает любопытное содержание рапорта командира брига «Агамемнон». Названный бриг был отправлен для промера 9-футовой банки к северу от острова Борнгольма. В полночь 9 августа 1845 г. увидели «вырывающееся из воды на высоту до 10 фут пламя со множеством искр, имеющее в диаметре около 40 фут, поворотив от которого через фордевинд, бриг миновал клокотавшее это пламя не более как в 15 саженях расстояния». Бутаков правильно объясняет это явление воспламенением горючих газов.

 

Плавания на Аральском море

В начале 1848 г. Алексей Иванович был назначен для съемки и описи Аральского моря. К этому делу Бутакова рекомендовал князю А. С. Меншикову, фактическому главе морского ведомства, знаменитый кругосветный мореплаватель Ф. Ф. Беллинсгаузен.

Напомним вкратце историю картографии Аральского моря. В 1730 г. Абулхаир, хан казахов, кочевавших от р. Урала (Ника) до Сырдарьи, просил о принятии ого, вместе с казахским народом, в подданство России. В связи с этим в 1731 г. к Абулхаиру был отправлен переводчик коллегии иностранных дел Мегмет Тевкелев, а с ним два офицера-геодезиста для съемки мест, занимаемых казахами. Это были первые съемки берегов Аральского моря. Подлинные карты этой экспедиции остались мне не известными, но что они существовали (или существуют?), доказывается тем, что на карте Российской империи Ивана Кирилова, изданной в 1734 г., по составленной в 1733 г., северные берега Аральского моря изображены гораздо правильнее, чем на всех предыдущих картах этих мест (до Тевкелева Аральское море наносилось на карты исключительно по расспросам). Кроме того, на карте Кирилова к северу от Аральского моря написано: Kirgisi subditi – «киргизы, приведенные в подданство». А переход здешних казахов в русское подданство состоялся в 1732 г. после поездки Тевкелева.

В 1739 г. Абулхаир просил о постройке города в низовьях Сырдарьи. Так как вопрос об этом рассматривался в Оренбурге еще в 1736 г., то просьба Абулхаира была встречена сочувственно, и осенью 1740 г. к хану были отправлены для осмотра местности поручик Дмитрий Гладышев и геодезист Иван Муравин. Посетив Куван-дарью (левый проток Сырдарьи) и Хиву, они в апреле 1741 г. вернулись в Орск. По дороге производилась съемка, на основании которой в 1741 г. Муравин составил карту, носящую название «Новая ландкарта тракту от Оренбурга через Киргизское, Каракалпацкое и Аральское владения до города Хивы и часть Аральского моря и впадающих в него рек, часть же Сырдарьи, Куван-дарьи, Улу-дарьи» (Улу-дарья – это Амударья). Она своевременно не была напечатана, но данные ее использованы в «Атласе Российском», изданном Академией Наук в 1745 г. Опубликована эта карта впервые Я. Ханыковым, вместе с донесениями Гладкова и Муравина, в 1850 г. в «Географических известиях», издававшихся Географическим обществом. Она носит заглавие «Ланкарта тракту от крепости Орской чрез Киргиское, Каракалпацкое, Аральское владении до города Хивы, описывана и сочинена Геодезии Прапорщиком Муравиным 1743 году». Карта эта для своего времени была большим достижением. В 1752 г. геодезистом Крашенинниковым составлена в Оренбурге карта Оренбургской губернии и смежных мест. Она опубликована только в 1880 г. Оренбургским отделом Географического общества. На этой карте восточный берег Аральского моря изображен по рукописной карте Муравина 1741 г. (копия этого листа в книге «Аральское море», 1908, стр. 65).

В 1825 г. состоялась экспедиция полковника Ф. Ф. Берга, посетившая западный берег Арала. Она впервые сделала здесь, в 1826 г., ряд астрономических наблюдений и произвела маршрутную съемку западного берега. Впоследствии (в 1845 г.) Берг был одним из основателей Географического общества. К книге А. Левшина «Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей» (1, СПб., 1832) приложена карта Аральского моря, составленная на основании новых данных. В течение 1840–1847 гг. производились съемки и астрономические определения на северных и северо-восточных берегах моря.

В 1847 и 1848 гг. шхуной «Николай» были произведены первые морские съемки северных берегов моря и частью восточных, к югу от Сырдарьи на 75 км.

В июле 1847 г. начальником Оренбургского края, генералом от инфантерии Владимиром Афанасьевичем Обручевым было основано в низовьях Сырдарьи укрепление Раим, которое положило начало распространению русского владычества – сначала на Сырдарью, а затем и на всю Среднюю Азию.

Как мы уже говорили, в 1848 г. лейтенанту Бутакову было поручено произвести систематическую опись берегов Аральского моря. Для этого в Оренбурге под наблюдением Бутакова была построена весною 1848 г. двухпушечная шхуна «Константин» длиною 16 м. 20 июля (ст. ст., как и ниже) она была доставлена на Сырдарью, в укрепление Раим, в 64 км от устья, и здесь спущена на воду. 30 июля шхуна вышла в море для описи; на ней находились начальник экспедиции А. И. Бутаков, А. И. Макшеев, впоследствии известный исследователь Средней Азии, затем прапорщик К. Е. Поспелов и другие. Всего экипаж судна состоял из 27 человек. Среди них находился бывший в ссылке поэт-рядовой Т. Г. Шевченко, рисовавший виды Аральского моря.

Кампания 1848 г. продолжалась почти два месяца (до 23 сентября). Результатом ее была общая рекогносцировка всего моря, промер глубин, определение широт, открытие группы островов Возрождения (Николая).

Первое сообщение о плавании по Аральскому морю Бутаков послал родителям в Николаев 13 августа 1848 г. с острова Барса-кельмес («пойдешь – не вернешься»), что в северной части моря.

«20 июля я спустил свою посудину, а 25-го отправился от Раима [в низовьях Сырдарьи], подняв свой брейд-вымпел на шхуне «Константин», вниз по матушке Сыру-реке. Команды у меня 24 человека. Кроме меня и моего помощника Поспелова, у меня один офицер генерального штаба Макшеев, движимый любознательностью, которого укачивает на смерть, и офицер-топограф для съемки...

Питаемся мы морскою провизией, особенно ревностно кушаем горох и гречневую кашу. Теперь пойдет со мной в море приказчик рыбопромышленной компании со шхуны «Михаил» и берет с собою пять перетяг; следственно осетрины будет в волю. Компания добыла в нынешнем году, не устроившись еще, 3000 осетров [собственно, шипов]. Рыбы этой здесь тьма: она плавала спокойно от сотворения, и теперь судьба назначила ей могилою российские желудки. Жителей мы не видели нигде, хотя во многих местах находили свежие следы пребывания киргизов [казахов]»: население боится русских. «Им хивинцы всячески внушают эти опасения, а сами грабят их без зазрения совести».

23 сентября шхуна «Константин» вернулась в устье Сырдарьи, закончив кампанию 1848 г. 3 октября Бутаков сообщает родителям с устья Сырдарьи:

«Ура! милые родители, первое плавание великого главнокомандующего всеми морскими силами Российской империи на здешних водах кончено благополучно и не без пользы: я обрыскал все Аральское море, нашел богатейший пласт каменного угля, нашел в середине целую группу островов (состоящую из трех), из которых наибольший [остров Возрождения] занимает пространство около 200 квадратных верст, если не больше – словом он более многих лилипутов государств Германии. На острове никогда еще не бывала человеческая нога, и он представляет все элементы блаженства киргизов: покрыт лесом и имеет свежую воду в копанях. А для нас, славян, питавшихся солониной месяца 1 1/2 до открытия, он имеет еще прелесть: тьма сайгаков, рода диких коз, которых мясо чрезвычайно вкусно. Да навалилась же на этих зверьков моя команда! Двадцать братий поглощало ежедневно по два сайгака, а иногда и больше, а в звере, без головы, ног и шкуры, весу около пуда, а иногда и 1 пуд 10 фун. Дров бездна, а потому и дал им свободу отъедаться в волю. И с утра до вечера камбуз на судне и котлы на земле были беспрестанно в деле. Кроме сайгаков, там было множество диких гусей, уток, бакланов, куликов; но мы на эту мелочь и не смотрели.

На острове этом две чудеснейших бухты; но промерить их мне не удалось, потому что ветры, пока делалась съемка берегов, были прескверные и я все время стоял на обоих якорях. Остальные острова меньше. На всех их видны во множестве лисьи норы, и один из матросов, ходивших на съемку, уверял, что видел волка. Одним словом, острова обессмертят мое имя на географических картах, а в школах будут сечь наших поздних потомков, если по тупости памяти они не будут знать их географического положения и имени того великого мореплавателя, который их открыл.

Аральское море – стакан воды, довольно глубокий: у западного берега, в полумиле или в 3/4 мили от земли, глубина доходила до 37 сажен [морских, или 68 м]. Оно, по видимому, идет котлом к западному берегу, потому что в середине, когда я проходил через все море по диагонали, от юго-восточной части к северо-западной, глубина не превышалась 15 саж. [27 м]. Западный берег вышиною в 300 фут. [90 м] и более, крутой, каменистый и весьма приглубый. Он тянется почти прямою чертой с небольшими изгибами. На всем его протяжении нет ни одной бухточки, укрытой от всех ветров.

Рыба здешняя – осетры и сомы. Гавань, где будет зимовать моя флотилия, в устье Сыра, там же, где стан рыбопромышленников, вследствие чего у нас осетрины по уши...

Покуда, так как на берегу помещение для команды еще не готово, все мы живем на шхуне, и я не спускаю своего брейд-вымпела, который здесь равняется флагу полного адмирала. Зиму я проживу здесь, на острове Кос-арал [в устье Сырдарьи], в весьма небольшом дворце, сооруженном среди маленькой крепостцы с 4 орудиями, что достаточно для удержания в решпекте всей хивинской армии. Зимою мне бы очень хотелось выучиться по-татарски – это общий язык киргизов и башкиров, только с небольшими изменениями, но не знаю, удастся ли. Немножко-то мы смыслим, прихрамывая на обе ноги, да мало...

6 октября спустил я свой брейд-вымпел и присоединил к своему титулу звание главного командира Кос-аральского порта. У нас здесь милое соседство: недавно, по рассказам киргизов, появилась на нашем острове maman тигрица с двумя прехорошенькими детками; я видел на глине свежий след ее – намек славянам не прогуливаться в приятных мечтаниях при лунном свете.

Теперь мы ждем с величайшим нетерпением прибытия осеннего транспорта, который привезет луку, чесноку, сушеной капусты и разных разностей. На огородах подле Сыра родилось в нынешнем году довольно много капусты, редьки, огурцов, моркови, арбузов и дынь. Арбузы – так себе; но дыни обворожительные, так что я, нелюбитель фруктов, поглощал их с величайшим удовольствием. Киргизы, которых аулы по Сыру и в соседстве, также имеют бахчи (огороды), и у них дыни были также в большом изобилии и также отличные».

Остров Возрождения (Николая) был открыт Бутаковым 8 (20) сентября 1848 г. До этого сюда не ступала нога человеческая, и вообще об острове ничего не было известно, так как с берегов моря он не виден. В 1900–1902 гг. здесь было много степных антилоп – сайгаков. Остров был пересечен во всех направлениях их тропами, совершенно правильными и избитыми так, как будто по ним ежедневно ходили люди. В те времена за сайгаками охотились ссыльные уральские казаки, поселенные на Сырдарье. Преследовали сайгаков не ради мяса, а из-за рогов. О том, как много было сайгаков на острове, можно судить по тому, что один промышленник весною 1897 г. добыл 1500 пар рогов. Когда Бутаков впервые высадился на остров, сайгаки с удивлением смотрели на людей, подпускали к себе очень близко и не разбегались даже после выстрела. Но в начале 20-го столетия сайгаки на острове Возрождения были окончательно выбиты. Когда-то остров Возрождения был сплошь покрыт зарослями саксаула – этого полудерева, полукустарника, дающего прекрасное топливо. В начале ХХ в. саксаул оставался лишь в немногих местах; вскоре он был совершенно вырублен.

Также Бутаков писал.

В письме к родителям с устьев Сырдарьи от 24 ноября 1848 г. Бутаков изображает охоту на тигра в устье Сырдарьи:

«Недавно было у нас развлечение, каких лишена ваша Европа: не больше и не меньше, как тигровая охота! Появился по соседству этот зверь – киргизы называют его джулбарс летом еще, пока я был в море, он съел одного киргиза, потом зарезал (так здесь выражаются) четырех волов рыболовной компании и, наконец, 19 ноября – лошадь компании. У киргизов же он истребил штук 10 разного скота.

Так как последний подвиг джулбарса был весьма близко от укрепления и он мог скушать кого-нибудь из имущих образ и подобие божие, то 20-го мы и собрались в числе человек 45 и сделали облаву поперек всего острова, который тянется к северу длинною и узкою косою. Намерение мое было оттеснить тигра до воды шумом и движением, а потом, когда он сунется в воду, чтобы переплыть на другой берег, то весьма лишить его живота, для чего по реке спускалась лодка с несколькими стрелками. В числе составляющих облаву были также киргизы и рыболовы. Пройдя версты 4 1/2, мы попали на след джулбарса вдоль берега реки. Поэтому я двинул туда человек пять и держался тут (сам вооруженный парою добрых пистолетов). Таким образом мы подвигались вперед в густом камыше с криками, трескотнею в барабан и т. п. Остальные все шли по двое и по трое близко друг от друга. След зверя несколько раз выходил на самое побережье реки, но потом круто пошел влево, через глинистый солонец. Мы тоже поворотили влево; вдруг на другом фланге облавы раздались выстрелы. Я поскакал (я был верхом) туда, люди побежали бегом, и мы всей публикой окружили густой камыш, в котором притаился зверь. Сначала сделали по нему несколько неудачных выстрелов, которые заставили его выскочить из засады; только что он показался, как получил пулю в бок, которая заставила его снова прыгнуть в камыш. Выстреливший так ловко из штутцера солдат (который прошлою зимою убил двух тигров под Раимом) стал снова заряжать штутцер; едва успел он кончить, как джулбарс показался из камыша и приопустился на передние лапы, чтоб прыгнуть на него; но тот предупредил тигра и в то самое мгновенье, как он прилег перед прыжком, пустил ему пулю прямо в лоб, с расстояния двух сажен. Удар был так хорош, что тигр как был так и остался, прилегши на передние лапы.

Мы с триумфом притащили его в укрепление; шкура, разумеется, моя. Я отдал ее выделать одному приятелю киргизу, а голова джулбарса (т. е. одни кости) висит у меня над постелью. Череп весь раздроблен, но челюсти целы. Длина джулбарса 6 футов 4 дюйма от конца морды до начала хвоста; передние лапы вдвое толще задних, а на зубы страшно смотреть; я ими любуюсь на свободе. В кишках его нашли множество кабаньих щетин. И вообще он был чрезвычайно жирен – немудрено, все лакомая пища! Мясо его довольно вкусно. Как любознательный путешественник, я не преминул сделать котлеты из тигровой говядины [Во второй половине XIX в. тигр в низовьях Сырдарьи был совершенно истреблен].

Когда шкуру сняли, ко мне пришел один киргиз [казах] с убедительнейшею просьбой отдать ему зубы джулбарса.

– На что тебе?

– А когда женщина беременна, то ее мучат шайтаны [т. е. черти], и тогда ей надобно носить на шее зуб джулбарса, чтоб черти ушли.

– Кто тебе это сказал?

– Бакса (т. е. колдун или лекарь [шаман]).

Разумеется, что я не расстался с зубами. Но мне стало любопытно видеть баксу. Так как аул его был недалеко, то за ним послали, и он явился дня через три после убиения тигра.

Усевшись на пол, бакса вытащил род скрипки, на которой вместо струн были пряди конских волос, приготовил смычок. Во время сеанса бакса взял нож и стал заколачивать его себе в живот (т. е. в рубашку).

Пребывание наше здесь – истинное благодеяние для киргизов. Старший врач моего флота (фельдшер Истомин) вылечил многих больных, над которыми оказывалась бессильной ворожба баксы, хотя бакса и брал за лечение по нескольку баранов, а лейб-медик мой лечит даром. Кроме того, они получают от наших разные тряпки, летом променивают арбузы и дыни и живятся крохами разного рода. У солдат и матросов есть между ребятишками фавориты, которых они кормят и принаряжают.

На святках были и у нас маскарады, матросы и солдаты наряжались генералами и медведями, тиграми, турками, и проч. Уральские казаки как староверы не принимали в этом участия...

Раим оживляется, между прочим, заграничною торговлей: в конце декабря пришел из Бухары небольшой караван (в 9 верблюдов) с коврами, одеялами, халатами, бумажными материями и т. п. Я заказал хозяину, который к весне намерен притти еще раз с свежим запасом, чтобы он привез мне ковер и шахматы, а также рису.

Вот вам и все здешние новости – да и чего ждать от одичалого жителя пустыни. Разве известие, что приятель мой Альмамбет выдал дочь свою, юную Тушюк, за приятеля же моего Сыксынбая, который был женат на старшей сестре, за которую заплатил верблюда и лошадь; теперь, вследствие смерти старшей, он имеет право и на младшую сестру, за которую заплатил только барана и бычка.

Здесь при свадьбах есть забавный обычай: на другой день брака к молодым приходят с визитом все знакомые ей женщины, и эти приятельницы имеют право просить у молодых все, что им понравится. Так, под Раимом женился мой приятель Бик-мурза. У его кибитки была новая дверь. Султанша Алтын-газы, которой дверь эта понравилась, потребовала ее и взяла, несмотря на все убеждения в необходимости двери самому хозяину, который просил ее взять что-нибудь другое. «Как бы не так! Хочу дверь, да и только», – и взяла дверь».

В 1849 г. работы длились в течение 5 1/2 месяцев. Производились съемки, частью с моря, частью с суши, и астрономические определения. Кроме того, были собраны на берегах коллекции ископаемых, а также гербарий приаральской флоры.

Плавание 1849 г. было не из легких. 18 (30) мая, производя морской промер у восточных песчаных берегов Аральского моря и стоя на глубине 3 м, Бутаков испытал невероятный шторм. Ветер от запада-юго-запада поднял такое волнение, что, говорит Бутаков, можно было бы воскликнуть вместе с Шекспиром: Hell is empty, all the devils are here [ад опустел, все дьяволы оказались здесь]. Якорный канат лопнул, и, когда стали бросать другой якорь, налетел страшный шквал с градом диаметром более сантиметра. «Право не понимаю, как меня не сорвало и не выбросило на островишко, песчаный, безводный, на котором мы бы все передохли с голода и жажды». Такие ужасные и внезапные штормы с юго-запада приходилось и мне испытывать во время плаваний по Аралу на парусном судне.

Описывая плавание 1849 г., Бутаков говорит: «С трудом можно поверить, что северо-восточные и северо-западные ветры дуют здесь с самого начала апреля. Судите о приятности и выгоде лавировки на плоскодонном судне при вечной зыби. Волнение здесь всегда сильнее ветра и развивается сразу: ровных, умеренных ветров в нынешнюю навигацию я почти не имел, а обыкновенно – или штиль, или чорт с цепи срывается. Чтобы извлечь из Арал-тынгыза [Аральского моря, по-казахски] какую-нибудь пользу, необходимы пароходы, а с парусными судами сделаешь немного. С севера на юг всегда легко попасть: туда за попутными ветрами дело не станет, но с юга на север – there is the rub [в этом загвоздка]».

Впоследствии, по инициативе Бутакова, на Аральском море было заведено пароходство.

На основании съемок Бутакова и Поспелова 1848–1849 гг. в 1850 г. Гидрографическим департаментом Морского министерства была напечатана морская карта Аральского моря.

Таково важнейшее дело Бутакова, доставившее ему заслуженную славу и широкую известность.

Впервые сведения о произведенной Бутаковым описи Аральского моря были напечатаны в краткой заметке «Новейшие экспедиции для обследования Аральского моря», помещенной в «Географических известиях Географического общества» за 1850 г. Заметка эта есть извлечение из большой статьи спутника Бутакова, А. И. Макшеева, «Описание Аральского моря», напечатанной в «Записках Географического общества». Вызывает удивление, почему обстоятельный отчет об экспедиции, которою руководил Бутаков, был написан не начальником ее, а другим лицом. Между тем известно было, что Бутаков обладает литературным талантом, о чем можно судить и по вышеприведенным выпискам из его литературных произведений и писем.

 

Бутаков и Шевченко

Для оценки общественных взглядов А. И. Бутакова следует рассказать о взаимоотношениях Алексея Ивановича и великого украинского поэта Тараса Григорьевича Шевченко.

За революционную деятельность поэт и художник Тарас Шевченко (1814–1861) был сослан рядовым в Орскую крепость с запрещением что-либо писать и рисовать. В приговоре от 30 мая 1847 г. было сказано: «Художника Шевченку за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений определить рядовым в Оренбургский отдельный корпус, поручив начальству иметь строжайшее наблюдение, дабы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений, с запрещением писать и рисовать».

Находясь в 1848 г. в Оренбурге, Бутаков узнал, что Шевченко живет в Орске. Сейчас же Алексей Иванович обратился к начальнику Оренбургского края генералу Владимиру Афанасьевичу Обручеву с просьбой откомандировать рядового Шевченко в распоряжение аральской описной экспедиции для зарисовки береговых видов Аральского моря. Обручев, в нарушение вышеупомянутого распоряжения, согласился.

Путь от Орска до низовьев Сырдарьи Шевченко проделал вместе со штабс-капитаном А. И. Макшеевым, который тоже отправлялся на Аральское море в распоряжение Бутакова.

«Я предложил несчастному художнику и поэту, – рассказывает Макшеев, – пристанище, на время похода, в своей джуламейке [небольшая юрта], и он принял мое предложение. Весь поход Шевченко сделал пешком, отдельно от роты, в штатском плохеньком пальто, так как в степи ни от кого, и от него в особенности, не требовалось соблюдения формы».

Во время плавания по морю в 1848 и 1849 гг. Шевченко жил в маленькой офицерской каюте вместе с тремя офицерами. В течение двух сезонов он сделал много акварельных рисунков.

Подобно Макшееву и Бутаков относился к Шевченко весьма благожелательно. В письме, посланном 14 ноября 1849 г., Шевченко так отзывался о Бутакове: «... он был мне друг, товарищ и командир». Осенью 1849 г. Шевченко вместе с Бутаковым выехал из Раимского укрепления (низовья Сырдарьи) в Оренбург и поселился в доме капитана Герна.

Генерал Обручев остался очень доволен видами Аральского моря, сделанными Шевченко. Пользуясь этим, Бутаков стал хлопотать о производстве художника в унтер-офицеры, что способствовало бы значительному улучшению участи ссыльного. Кроме того, находясь в Петербурге, Бутаков, по его словам, «двинул всех знакомых дам, чтобы они просили о Шевченко всех, кого надо».

Однако результаты получились совершенно неожиданные. Кто-то написал в Петербург донос о том, что ссыльному Шевченко, вопреки распоряжению свыше, разрешили рисовать. В апреле 1850 г. у поэта был произведен обыск. В результате, по распоряжению Обручева, Шевченко был арестован и по этапу отправлен в Орск, причем ему было воспрещено не только писать или рисовать, но даже иметь при себе чернила, перья, карандаш, бумагу. В октябре 1850 г. поэт был сослан в Александровский форт (ныне Форт-Шевченко) на восточном берегу Каспийского моря.

Но и Бутакова ждали большие неприятности. В Центральном военно-морском архиве в Ленинграде, в фондах Морского инспекторского департамента, хранится обнаруженное капитаном А. В. Соколовым секретное письмо военного министра князя А. Чернышева от 4 декабря 1850 г. на имя начальника Морского штаба адмирала князя А. С. Меншикова «о взыскании с капитан-лейтенанта Бутакова за упущение по наблюдению за рядовым Шевченкою». Как сообщается в письме, в июне 1850 г. «дошло до высочайшего сведения, что этот рядовой вел с некоторыми лицами переписку, рисовал и иногда ходил в партикулярном платье... Со стороны капитан-лейтенанта Бутакова не было надлежащего наблюдения за Шевченкою, и этот рядовой даже самим Бутаковым допущен был к недозволенным ему действиям.

Имея в виду высочайшую волю о взыскании с виновных, допустивших рядового Шевченко писать, рисовать и ходить иногда в партикулярном платье, я долгом считаю сообщить о вышеизложенном вашей светлости для взыскания с капитан-лейтенанта Бутакова по вашему, милостивый государь, усмотрению».

На этом письме имеется резолюция князя Меншикова от 7 декабря 1850 г.: «Г. Дежурному генералу. Сделать строжайший выговор к.-л. Бутакову лично и военного министра уведомить». Через два дня князь Меншиков уведомил, за своею подписью, военного министра Чернышева о том, что Бутакову «за упущение по наблюдению за рядовым Шевченко сделан строжайший выговор».

В одном из своих писем к брату Бутаков намекает на эти обстоятельства, говоря, что его поездке на юг к родителям мешают «некоторые закорючки», явившиеся в его азиатских делах, и что он должен подать объяснение по начальству.

Так печально для обеих сторон закончилось знакомство Бутакова с Шевченко. Но рассказанный эпизод из жизни Бутакова характеризует его личность в весьма привлекательном виде.

 

После Аральского моря

В 1850 г. Бутаков вернулся с Аральского моря в Петербург и был командирован в Швецию для заказа двух железных судов для Аральской флотилии; в 1852 г. эти пароходы, «Перовский» и «Обручев», были доставлены в разобранном виде Бутаковым в Раим и в следующем году спущены на воду. Летом 1853 г., находясь на пароходе «Перовский», Бутаков отличился при взятии кокандской крепости Ак-мечеть. Осенью 1854 г. перенес Аральскую верфь в форт № 1 (Казалинск). В 1855 г. сделал опись Сырдарьи от Кумсуата на 85 км выше Перовска (ныне Кзыл-орда). В этом же году произведен в капитаны 2-го ранга, а в следующем – в капитаны 1-го ранга. Летом 1858 г. плавал с судами Аральской флотилии по Амударье до Кунграда для содействия посольству в Хиву. В 1859 г. с десантом в 140 человек производил военные действия у Кунграда; затем, доставив десант обратно в Казалинск, снова на пароходе «Обручев» вернулся в дельту Аму и произвел ее опись вплоть до Нукуса. 1 января 1860 г. был вызван в Петербург и командирован в Англию и Соединенные Штаты для заказа двух железных пароходов, в 1861 г. пароходы «Арал» и «Сырдарья» были доставлены Бутаковым в Казалинск и в 1862 г. спущены на воду. Летом 1863 г. производил опись р. Сырдарьи от Перовска до урочища Баилдыр-тугай на протяжении 807 верст.

В августе 1863 г. Бутаков был переведен в балтийский флот и 25 февраля 1864 г. переехал в Петербург после 15-летнего служения в приаральском крае. За свою службу здесь 19 апреля того же года произведен в контр-адмиралы. Дальнейшая деятельность Бутакова протекала в плаваниях по Балтийскому морю.

Заболев осенью 1868 г. болезнью печени, Алексей Иванович отправился в Германию для лечения и 28 июня 1869 г. скончался в Швальбахе (Нассау, к югу от Вецлара) на 54 году жизни. Автор некролога, помещенного в «Морском сборнике», справедливо отзывается об Алексее Ивановиче «как о настоящем типе морских офицеров, которым бы гордилась каждая страна и каждый народ».

Научные заслуги Бутакова были оценены во всем мире. Еще 15 января 1848 г. А. И. Бутаков, «отправляющийся для описания берегов Аральского моря», был представлен в члены Географического общества А. А. Краевским (издатель «Отечественных записок»), В. И. Далем, А. П. Заблоцким-Десятовским (экономист) и К. С. Веселовским (экономист, климатолог, впоследствии академик). В дальнейшем, с 11 января 1867 г. и по день смерти, Алексей Иванович был членом Совета Географического общества.

За исследование Аральского моря А. И. Бутаков был, по предложению А. Гумбольдта, избран в 1853 г. почетным членом Берлинского географического общества.

В «Морском сборнике» за 1854 г. помещено письмо А. Гумбольдта к А. И. Бутакову. Помещаем извлечение из этого любопытного документа.

«Я, большую часть жизни посвятивший занятиям морской астрономией, ученик Джорджа Форстера, товарищ капитана Кука, восторженный читатель отважной жизни моряков, я не могу, при тесной сфере моей собственной опытности, не гордиться тою доверенностию, которою меня удостаивает мореходец, с отважностью и благоразумною энергиею преодолевший бесчисленные препятствия, почти сам строивший суда, на которых должен был совершить свое плавание, и сам собою прибавивший к истории географических открытий такую широкую и прекрасную страницу. Вы истинно счастливы тем, что не имели здесь предшественников, что сами связали свое имя с исследованием моря, вызывающего воспоминания о когда-то существовавшей торговле на Оксусе, и что сами, при пособии точных средств, предлагаемых новейшей наукой, и усовершенствованных инструментов, окончили измерение берегов по всему пространству этого моря. Это истинные открытия в географии...

Пишу к вам эти строки, снова выражая вам всю свою признательность за присланные вами два экземпляра вашей прекрасной карты Аральского моря, самими вами составленной на основании ваших собственных астрономических и геодезических исследований, а также и за любопытную «записку», при этой карте приложенную; извлечение из нее я сделаю для столь известного Брокгаузова журнала; благодарю вас, наконец, и за два обязательные ваши письма от 3 июня 1852 г. и от 19 февраля 1853 г.

Чрезвычайно интересно свидетельство ваше в «Записке», что «даже на севере Арала, где зимой стужа доходит до 20° Реомюра, тигры живут себе в камышах, в полной деятельности, пожирая киргизов и лошадей, если представится к тому случай. Эти северные тигры (шкуры их мы привезли с собою) решительно ни в чем не разнятся от тигров Бенгала и всего жаркого пояса Азии. Они напоминают тех огромных львов, которые, во времена Аристотеля, жили, в продолжение целой зимы, в холодных областях Македонии. Следовательно, бывают и колонии животных, которые, не изменяя ни своего наружного вида, ни отличительного характера, привыкли к сильным понижениям температуры». Это весьма любопытный факт, по поводу отрываемых остовов ископаемых животных».

27 мая 1867 г. в годичном собрании Лондонского географического общества председатель общества Мурчисон объявил о присуждении медали основателя Общества адмиралу русского флота А. И. Бутакову «за то, что адмирал Бутаков первый спустил корабли и учредил плавание на Аральском море; а также за успешно произведенное им впоследствии исследование главных устьев Оксуса (Амударьи) в Хивинском ханстве... Доказав, что по Сырдарье, впадающей в северный угол Аральского моря, пароходы могут подниматься на 500 миль вверх по течению, Россия впервые открыла Европе безопасную линию сообщения с Китаем через западный Туркестан».

Несколько слов об А. И. Бутакове как человеке. Как видно из предыдущего, он был опытным, широко образованным моряком. Вместе с тем это был гуманный человек, с сочувствием относившийся и к своим подчиненным – матросам – и к окружающему населению. Еще будучи мичманом, 18-летний юноша в письме от 25 ноября 1834 г. из Кронштадта сообщал родителям: «Я не следую правилам наших нынешних отчаянных дисциплинистов в обращении с командою. И оттого меня однажды спросил мой нынешний командир корвета: «Отчего на вашей вахте люди работают лучше и усерднее, нежели на прочих?». Эти вещи убеждают меня, что добром можно заставить работать лучше, нежели палкой». Из содержания письма нетрудно догадаться, что и отец Алексея Ивановича – тоже моряк – придерживался тех же правил. На Аральском море А. И. Бутаков, плавая с матросами и солдатами, питался одною с ними пищей и обращался с подчиненными по-товарищески. Он входил в положение казахов, которые жили в низовьях Сырдарьи и находились в неопределенном подданстве: не считаясь русскими подданными, они могли уйти в Хиву, где становились в зависимость от хивинского хана. О действиях этого азиатского владетеля Бутаков в одном из писем выразился так: «... Он разоряет в конец своих собственных подданных. В особенности ужасна нищета несчастных киргизов, о которой, не видавши, нельзя составить себе даже понятия; глядя на них, удивляешься живучести человеческой: они едва одеты, живут в прозрачных кибитках, продуваемых насквозь морозными ветрами, и едва не умирают с голода. Довольно сказать, что кочующие по Сырдарье киргизы были ограблены четыре раза в течение каких-нибудь восьми месяцев! И как ограблены! Хивинец жжет и уничтожает все, что не хочет или не может забрать с собою. Варварство этих подлых разбойников превосходит всякое описание, и завоевание Хивы нами было бы величайшим благополучием для всех подданных хивинского хана».

По предложению Л. С. Берга южный мыс острова Барса-кельмес на Аральском море был назван именем Бутакова.

Список литературы

1. Берг Л. С. Алексей Иванович Бутаков / Л. С. Берг // Отечественные физико-географы и путешественники. – Москва : Государственное учебно-педагогическое изд-во мин-ва просвещения РСФСР, 1959. – С. 224-246.

2. Берг Л. С. Очерки по истории русских географических открытий / Л. С. Берг. – Москва, Ленинград : Изд-во АН СССР, 1949. – 465 с.